Меню Рубрики

Муса джалиль стих про насморк

ПИШИТЕ, ЯЗЫГЫЗ:

— содержание

— тех.вопросы

© Copyright,
2000-2019
МТСС, ФРМ-FMP


Татароведение

Я помню юности года,
Свидания и ссоры.
Любил смертельно я тогда
Красотку из конторы.

И, как поведал бы о том
Поэт, чуждаясь прозы,
Моя любовь, горя огнем,
Цветы дала в морозы.

Схватил в ту пору насморк я
И,словно в наказанье,
Платок свой позабыл, друзья,
Отправясь па свиданье.

Прощай, любовь! Погиб ycnex!
Сижу. Из носа льется.
И нос, как будто бы па грех,
Бездоннее колодца.

Что делать мне? Что предпринять?
Не насморк, а стихия.
«Душа моя»,— хочу сказать,
А говорю: «Апчхи!» — я.

За что страдания терплю?
Робеть я начал, каюсь.
Хочу произнести «люблю»,
Но не могу — сморкаюсь.

И вот, расстроенный до слез,
Вздохнул я очень страстно,
Но мой неумолимый нос
Тут свистнул безобразно.

Любовь и насморк не хотят
Между собой ужиться.
И хоть я в том не виноват,
Мне в пору удавиться.

Такой не ждал я чепухи!
Опять щекочет в глотке.
«Я. я. апчхи. тебя. апчхи. »
Что скажешь тут красотке?

Я за руку подругу взял,
Я осмелел, признаться.
Но стал пузырь — чтоб он пропал!
Под носом надуваться.

Смотрю: девчонка хмурит бровь.
И понял я, конечно,
Что, как пузырь, ее любовь
Тут лопнула навечно.

И слышу, сжавшись от стыда:
«В любви ты смыслишь мало.
Ты, прежде чем идти сюда,
Нос вытер бы сначала».

Она ушла. Какой позор!
И я с печальным взглядом
Пошел (подписан приговор)
К аптекарю за ядом.

«Прольешь, красотка, вдоволь слез
Ты за мои мытарства!» —
Я в пузырьке домой принес.
От насморка лекарство.

И не встречал уж я, друзья,
С тех пор ее ни разу.
Так излечился в жизни я
От двух болезней сразу.

В сырой темнице стынет кровь.
И горе сердце ранит.
Нет, даже с насморком любовь
Ко мне уж не заглянет.

Март 1943 г. (Из «Моабитской тетради»)

Подул весенний ветер,
И сорванный листок
Легко и осторожно
В мою тетрадку лег.
Быть может, это ива,
Не зная языка,
Мне душу открывала
При помощи листка.
Далеко друг любимый.
И чем сильней печаль,
Тем пристальней гляжу я
В светающую даль.
Подуй, весенний ветер,
Теплом своим дохни
И сердце дорогое
Дыханье всколыхни.
Чтобы, как это, ивой
Подаренный листок,
Ко мне письмо от милой
Упало на порог,
Чтоб ей понятно стало,
Как одиноко мне
Без друга дорогого
На дальней стороне.
Как возле робкой ивы,
В тени ее густой,
Счастливее мой отдых
И труд упорней мой.
Ведь около любимой
Я лучше и сильней
И потому наверно
Тоскую так по ней.
Любимая, как солнце,
Как воздух, мне нужна.
Пускай всегда по жизни
Идет со мной она.
Поэтому с горячим
Волнением в крови
В тени зеленой ивы
Пишу я о любви.

Растет за домом ива
С атласною листвой
И мне всегда при встрече
Кивает головой.

Заря близка, а мы еще вдвоем,
Все шепчемся о тайном, о своем.
Ты бьющееся сердце озаряла,
Светясь, как месяц, в сумраке ночном.

Рассвет расцвел — тебя уж рядом нет,
И губы жжет прощальный твой привет,
Как месяц, что под утро исчезает,
Ушал и ты, невесть куда, мой свет.

А солнца луч уже спешит в окно,
Я одинок, в душе моей темно.
Я одинок, я по тебе тоскую,
И сердце ожидания полно.

Зачем пришло ты, солнце? Разве ты
Моей не видишь горькой маеты?
Зачем мою луну ты погасило,
Сорвав завесу милой темноты?

Зачем так быстро эта ночь прошла?
Зачем заря так рано день зажгла?
Куда исчезла Латифа родная,
Чья нежность так отрадна и светла?

О, если б ты могла, мой друг, ясней
Читать в душе и знать, что скрыто в ней.
Мне наш последний вечер показался
Последней песней юности моей.

Последний вечер памятного дня
Вобрал весь жар душевного огня,
Как будто молодость моя живая
С тобой навек покинула меня.

Душа не верит горестной судьбе,
Я весь горю, я изнемог в борьбе,
Приходит вечер — я тобою полон,
А рассветет — тоскую по тебе.

Нет, не забыть мне, видно, милый друг,
Прикосновенья теплых, нежных рук.
И теплится во мне неугасимо
Тоска глухая — спутниуа разлук.

Уносит годы времени поток.
Покамест в жизни не увял цветок,
О, если б мне увидется с тобою,
Чтоб допылать, чтоб долюбить я мог!

Хотел бы я прильнуть к устам родным,
К твоим губам, горячим и хмельным,
А там — хоть смерть. Пускай умру я с песней,
Испепеленный пламенем твоим.

Взор твой нем, и я в печали,
Мои слезы разгляди!
Пощади, уста устали
умолять тебя: приди!
Я твой раб, я слаб и бледен,
Я сгораю, как в огне,
В моей бледности для жизни,
Ты угрозу разгляди!
Стоны страсти я глотаю,
Дай твой лик увидеть мне!
Хоть на миг, хоть на минуту
Свет надежды возроди!

Разъяла пальцами сердце мое,
В него насыпала горький яд.
Укрылась смехом, теперь до нее
Не долетают слово и взгляд.
Втоптала мысли светлые в грязь,
Мою к порогу кинула честь,
Свои упрочив право и власть,
Как захотела, так все и есть.
Смолчу я. Ладно. спокойно прижмусь
Лицом к ее груди неземной.
Хотела мук — вот и борется пусть
С своею совестью, а не со мной.

Как нежно при первом свиданье
Ты мне улыбнулась, я помню.
И как ты, в ответ на признанье,
Смутясь, отвернулась, я помню.

Меня ты покинула вскоре.
Отчаянье сердце прожгло мне.
Как часто я плакал от горя
В бессонные ночи — я помню.

Как сон, пронеслись те печали,
По давним приметам я помню:
Любовь — холодна, горяча ли —
Не гаснет. Об этом я помню.

Мы сквозь ресницы все еще смеемся,
Друг другу глядя в жаркие зрачки,
Друг друга любим, но не признаемся
В любви своей. Какие чудаки!

Я все еще влюбленными глазами
Твой взгляд ловлю, слежу твои мечты.
Меня испепеляет это пламя.
Скажи по совести: как терпишь ты?

Лишь гляну я, и верно, из кокетства,
Ты неприметно мне грозишь в ответ.
Ну и шалунья, ну и молодец ты!
Будь счастлива, живи сто тысяч лет!

«Ну как дела твои, Муса?»
«Чудесно!» —
отвечу я, и кончен раговор.
Лишь говорят глаза, что сердцу тесно,
Что мы лишились речи с неких пор.

Твой взгляд — как дождь в засушливое лето.
Твой взгляд — как солнце в пасмурный денек.
Твой взгляд — веселый вешний праздник света.
Лишь глянешь ты, и я не одинок.

Твои ресницы. Ох, твои ресницы —
Густая туча раскаленных стрел!
Твои зрачки мерцают, как зарницы.
Я, попросту сказать, сгорел.

Как я тоскую по тебе! Как часто,
Сказав, что не приду я приходил!
А вздумаю уйти — и шутишь! Баста! —
С тобой расстаться не хватает сил.

Как сладостно и с каждой встречей ново
Тайком любить, любимым быть тайком!
Но бушеванье сердца молодого
Надолго ли. Что знаешь ты о нем!

Синеглазая озорница,
Алогубая баловница,
Молодая радость моя,
Друг по имени Хадия.
Не жеманница, не болтушка,
Как близка мне моя подружка!
Все гляжу я, не нагляжусь,
Даже сглазить ее боюсь.
Как окликну ее, замечу,
Так и рвется ко мне навстречу,
Бьется сердце мое в груди,
Мало места ему, поди.
От улыбки ее и взгляда
Забывается грусть-досада.
Я люблю ее всей душой,
Да и ей хорошо со мной.
Ей о дружбе всегда твержу я,
Но открою вам свой секрет:
Лишь любовью ее дышу я,
Без нее мне и жизни нет!

Пусть неистово ликуют
соловьи в саду весной —
Мир мне кажется унылым,
если нет тебя со мной!

Пусть шумят леса и травы,
буйно яблоня цветет,
Если нет моей любимой —
горек самый сладкий плод!

Пусть летают и резвятся
бабочки среди полей —
Грустно, если нет красивой,
легкой бабочки моей!

Даже ангелы и пэри
для меня толпа теней —
Если нет со мной прекрасной
и единственной моей!

Обожали мы друг друга,
Но потом судьбе на милость
Бросила меня супруга:
В летчика она влюбилась.

С ней однажды в путь неблизкий
Он по воздуху умчался.
Написали мне в записке,
Чтобы я не волновался.

И во мне к тому пилоту
Ревность поднялась волною.
Был создатель самолета
И ученый проклят мною.

«Стала уж земля тесна им,
В небеса летят беспечно,
Как догнать на суше — знаем,
А ведь небо — бесконечно. «

Было сердцу не до шутки,
Билось бедное в испуге.
Поступила через сутки
Телеграмма от супруги:

«Милый, ты один мне дорог,
Вспоминать обид не надо.
Разойтись без оговорок
С летчиком была я рада.

Ты мне верь: того пилота
Не любила я по сути.
И к тебе из самолета
Спрыгну я на парашюте. «

О, счастливая минута!
С благодарностью глубокой
Был создатель парашюта
Мной превознесен высоко.

Знай, пилот, я не ревную,
Поступил ты безрасудно,
Ведь мою жену земную
Удержать и в небе трудно.

Над землей ее удачно
Нес по ветру купол белый,
Но не ведаю пока что,
Где моя супруга села.

От жены, душа которой
Парашют напоминает,
Мужу в час семейной соры
Очень муторно бывает.

«Есть женщина в мире одна.
Мне больше, чем все, она нравится,
Весь мир бы пленила она,
Да замужем эта красавица».

«А в мужа она влюблена?»
«Как в черта», — скажу я уверенно.
«Ну, ежели так, старина,
Надежда твоя не потеряна!

Пускай поспешит развестись,
Пока ее жизнь незагублена,
А ты, если холост, женись
И будь неразлучен с возлюбленной».

«Ах, братец, на месте твоем
Я мог бы сказать то же самое.
Но, знаешь, беда моя в том,
Что эта злодейка — жена моя!»

Поиск по сайту:

Ссылка на mtss.ru обязательна
при использовании
материалов сайта !

Нашли ошибку в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!

источник

Вы здесь » Интернационал » Смеходром » Смешные стихи

  • Автор: Сын Ярости
  • Местный житель
  • Откуда: Тундра-Кавказ-Поднепровье
  • Зарегистрирован: 2009-05-30
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 76
  • Уважение: [+7/-0]
  • Позитив: [+7/-0]
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 41 [1977-08-03]
  • Провел на форуме:
    11 часов 37 минут
  • Последний визит:
    2010-02-07 16:43:29

Это, кажется, опять Кошкин написал.

Над Днепром сегодня не туман клубится
Не туман клубится — дым пороховой.
Третий день в овраге бой ведет станица
Тот, кто не убитый — тот пока живой.

С турком биться проще, нежели чем с ляхом
Турок — он похлипче, не такой дурной
Машет ятаганом, да визжит для страху,
И на копья лезет как кабан шальной.

Только слишком много, что-то нынче турок
Спахи, янычары, сзади татарва
Кошевой Иване, старый полудурок
За твои пришлось нам отвечать слова!

Как на Сечь вернемся мы тебе покажем
И «свинячью морду» и вот эту «мать».
Если головами сами здесь не ляжем.
НЕЧЕГО СУЛТАНУ ЕРУНДУ ПИСАТЬ!

  • Автор: Сын Ярости
  • Местный житель
  • Откуда: Тундра-Кавказ-Поднепровье
  • Зарегистрирован: 2009-05-30
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 76
  • Уважение: [+7/-0]
  • Позитив: [+7/-0]
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 41 [1977-08-03]
  • Провел на форуме:
    11 часов 37 минут
  • Последний визит:
    2010-02-07 16:43:29

За рекой деревенька горела,
Полыхала с душой, горячо,
в темноте ты ко мне неумело
прислонила стальное плечо.

И стыдливо одернув наплечник,
прошептала стянув бацинет:
«Хоть сегодня, герой бессердечный,
ты ответишь мне «Да или нет»»

Я задумчиво кожу поправил,
что с кого-то сегодня содрал,
Ногу в стремя неспешно поставил.
Конь зачем-то похабно заржал.

И в седле оказавшись привычном,
нахлобучив поглубже шишак,
еле возглас сдержав неприличный,
я сказал: «Обойдешься и так»

  • Автор: nia
  • Администратор
  • Зарегистрирован: 2009-05-19
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1909
  • Уважение: [+28/-0]
  • Позитив: [+54/-1]
  • Пол: Женский
  • Skype: niania6642
  • Провел на форуме:
    13 дней 22 часа
  • Последний визит:
    2012-04-06 11:14:18

Я помню юности года,
Свидания и ссоры.
Любил смертельно я тогда
Красотку из конторы.

И, как поведал бы о том
Поэт, чуждаясь прозы,
Моя любовь, горя огнем,
Цветы дала в морозы.

Схватил в ту пору насморк я
И, словно в наказанье,
Платок свой позабыл, друзья,
Отправляясь на свиданье.

Прощай, любовь! Погиб успех!
Сижу. Из носа льется.
И нос, как будто бы нагрех,
Бездоннее колодца.

Что делать мне? Что предпринять?
Не насморк, а стихия.
«Душа, моя»,- хочу сказать,
А говорю: «Апчхи!»- я.

За что страдания терплю?
Робеть я начал, каюсь
Хочу произненсти «люблю»,
Но не могу — сморкаюсь.

И вот, доведенный до слез,
Вздохнул я очень страстно,
Но мой неумолимый нос
Тут свистнул безобразно.

Любовь и насторк не хотят
Между собой ужиться.
И, хоть я в том не виноват,
Мне в пору удавится.

Такой не ждал я чепухи!
Опять щекочет в глотке.
-Я. я. апчхи. тебя. апчхи. —
Что скашеть тут красотке?

Я за руку подругу взял,
Я осмелел, признаться,
Но стал пузырь — чтоб он пропал!-
Под носом надуваться.

Смотрю: девчонка хмурит бровь.
И понял я, конечно,
Что, как пузырь, ее любовь
Тут лопнула навечно.

И слышу, сжавшись от стыд:
— В любви ты смыслишь мало.
Ты прежде чем идти сюда,
Нос вытер бы сначала.

Она ушла. Какой позор!
И я с печальным взглядом
Пошел (подписан приговор)
К аптекарю за ядом.

-Прольешь, красотка, вдоволь слез
Ты за мои мытарства!-
Я в пузырьке домой принес.
От насморка лекарство.

И не встречал уж я, друзья,
С тех пор ее ни разу.
Так излечился в жизни я
От двух болезней сразу.

В сырой темнице стынет кровь,
И горе сердце ранит
Нет, даже с насморком любовь
Ко мне уж не заглянет

источник

Песни, в душе я взрастил ваши всходы,
Ныне в отчизне цветите в тепле.
Сколько дано вам огня и свободы,
Столько дано вам прожить на земле!

Вам я поверил свое вдохновенье,
Жаркие чувства и слез чистоту.
Если умрете — умру я в забвенье,
Будете жить — с вами жизнь обрету.

В песне зажег я огонь, исполняя
Сердца приказ и народа приказ.
Друга лелеяла песня простая.
Песня — врага побеждала не раз.

Низкие радости, мелкое счастье
Я отвергаю, над ними смеюсь.
Песня исполнена правды и страсти
Тем, для чего я живу и борюсь.

Сердце с последним дыханием жизни
Выполнит твердую клятву свою:
Песни всегда посвящал я отчизне,
Ныне отчизне я жизнь отдаю.

Пел я, весеннюю свежесть почуя,
Пел я, вступая за родину в бой.
Вот и последнюю песню пишу я,
Видя топор палача над собой.

Песня меня научила свободе,
Песня борцом умереть мне велит.
Жизнь моя песней звенела в народе,
Смерть моя песней борьбы прозвучит!
26 ноября 1943

Джалиль М. Моабитские тетради.- Факс. изд.- Казань: Татар. кн. изд-во, 2000.- 216с.- на татар. и рус. яз.

ЕСЛИ НЕТ ТЕБЯ.

Пусть неистово ликуют
соловьи в саду весной
Мир мне кажется унылым,
если нет тебя со мной!

Пусть шумят леса и травы,
буйно яблоня цветет,
Если нет моей любимой —
горек самый сладкий плод!

Пусть летают и резвятся
бабочки среди полей —
Грустно, если нет красивой,
легкой бабочки моей!

Даже ангелы и пери
для меня толпа теней —
Если нет со мной прекрасной
и единственной моей!
1920

АМИНЕ

Полно, умница моя, перестань.
Пустяками чистых чувств не мути.
Разве точат на попутчика нож?
А ведь нам с тобой идти да идти!

Если предан я тебе всей душой,
Буду верен до последнего дня.
Мне и горько и досадно, что ты
Недоверчиво глядишь на меня.

Раз не знаю я вины за собой,
Подсудимого обидна скамья.
Обвинения твои — пустяки,
Дорогой ты мой неправый судья!
1937

КРАСНАЯ РОМАШКА

Луч поляну осветил
И ромашки разбудил:
Улыбнулись, потянулись,
Меж собой переглянулись.

Ветерок их приласкал,
Лепестки заколыхал,
Их заря умыла чистой
Свежею росой душистой.

Так качаются они,
Наслаждаются они.
Вдруг ромашки встрепенулись,
Все к подружке повернулись.

Эта девочка была
Не как все цветы бела:
Все ромашки, как ромашки,
Носят белые рубашки.

Все — как снег, она одна,
Словно кровь, была красна.
Вся поляна к ней теснилась:
— Почему ты изменилась?

— Где взяла ты этот цвет? —
А подружка им в ответ:
— Вот какое вышло дело.
Ночью битва здесь кипела,

И плечо в плечо со мной
Тут лежал боец-герой.
Он с врагами стал сражаться,
Он один, а их пятнадцать.

Он их бил, не отступил,
Только утром ранен был.
Кровь из раны заструилась,
Я в крови его умылась.

Он ушел, его здесь нет —
Мне одной встречать рассвет.
И теперь, по нем горюя,
Как Чулпан-звезда горю я.
Июль 1942

Муса Джалиль . Избранное : стихи/ пер. с татар. , сост. и авт. вступ. ст. Р. Мустафин . — Казань : Татар. кн. изд-во, 1973 . — 352 с.

Муса Джалиль . Избранное . — М. : Прогресс , 1981 . — 206 с. — Текст парал. англ., рус.

ПЕСНЯ ДЕВУШКИ

Милый мой, радость жизни моей,
За Отчизну уходит в поход.
Милый мой, солнце жизни моей,
Сердце друга с собой унесет.

Я расстанусь с любимым моим,
Нелегко провожать на войну.
Пусть бои он пройдет невредим
И в родную придет сторону.

Весть о том, что и жду, и люблю,
Я джигиту пошлю своему.
Весть о том, что я жду и люблю,
Всех подарков дороже ему.
Июнь 1942

ПРОСТИ, РОДИНА!

Прости меня, Родина, чье святое
Имя не раз повторял я в бою,
Прости за то, что с последним вздохом
Не отдал я жизнь во славу твою.

О нет, я тебя ни на миг не предал
Во имя пылинки -жизни моей.
Волхов — свидетель: священной присяге
Я верен был до последних дней.

Не трусил я, видя, как рвутся бомбы,
Как сыплются пули свинцовым дождем,
Не дрогнул душой, когда кровь и трупы
Только и были видны кругом.

Хоть сзади и спереди, слева и справа
Отрезан был путь, хоть пылала грудь,
Облитая кровью, — не лил я слезы,
Ослаб, но душой не слабел ничуть.

Тень смерти костлявой, неотвратимой
Ко мне приближалась, — и думал я:

рабстве
Пускай не окончится жизнь моя. >

Не я ли писал моей спутнице жизни:

Пусть крови последняя капля прольется,
На клятве моей не будет пятна!>

Не я ли пламенными стихами
В кровавом бою возглашал:
В лицо ей в последний миг улыбнусь!>

Писал я:
Поможет в муках предсмертных мне, —
Как верен я был и тебе, и Отчизне,
Я кровью своей напишу на земле!>

Писал я:
И только тогда спокойно усну. >
Поверь мне, Отчизна: горящим сердцем
Твердил я клятву эту одну!

Но зло надо мною судьба посмеялась,
И смерть меня не коснулась, нет.
Что мог я поделать, если нежданно
В последний миг отказал пистолет?

Себя скорпион беспощадно жалит,
Увидев, что он окружен огнем,
Орел умирает, с утеса бросаясь,
А я разве не был таким орлом?

Да, Родина, верь: был орлом я смелым,
И чтоб не попасться во вражью сеть,
Хотел я расправить гордые крылья,
С утеса броситься — и умереть.

Хотел, но не смог. От последнего слова
Решил отказаться друг-пистолет.
А враг мне сковал ослабелые руки,
Погнал по дороге жестоких бед.

Теперь я в неволе. Каждое утро
Гляжу на восток, где заря взошла,
И пламя мщенья стихами рвется
Из сердца израненного орла.

Восток — словно знамя в руках друзей —
Огнем по утрам небеса багрит.
О если б, друзья дорогие, вы знали:
Не болью пробитой груди, не печалью,
А яростью пленное сердце горит!

Одна лишь надежда: бежать поможет
Мне черная августовская ночь.
Священный гнев и любовь к Отчизне
Разрушить неволю должны помочь!

Одна лишь надежда, друзья, что скоро
Опять я примкну к рядам боевым
Израненным, но не смирившимся
в рабстве,
Ничем не запятнанным сердцем моим.
Июль 1942

ВОЛЯ

И в час, когда мне сон глаза смыкает,
И в час, когда зовет меня восход,
Мне кажется, чего-то не хватает,
Чего-то остро мне недостает.

Есть руки, ноги — все как будто цело,
Есть у меня и тело и душа.
И только нет свободы! Вот в чем дело!
Мне тяжко жить, неволею дыша.

Когда в темнице речь твоя немеет,
Нет жизни в теле — отняли ее,
Какое там значение имеет
Небытие твое иль бытие?

Что мне с того, что не без ног я вроде:
Они — что есть, что нету у меня,
Ведь не ступить мне шагу на свободу,
Раскованными песнями звеня.

Я вырос без родителей, и все же
Не чувствовал себя я сиротой.
Но то, что было для меня дороже,
Я потерял: Отчизну, край родной!

В стране врагов я раб тут, я невольник,
Без родины, без воли — сирота.
Но для врагов я все равно — крамольник,
И жизнь моя в бетоне заперта.

Моя свобода, воля золотая,
Ты птицей улетела навсегда.
Взяла б меня с собою, улетая,
Зачем я сразу не погиб тогда?

Не передать, не высказать всей боли,
Свобода невозвратная моя.
Я разве знал на воле цену воле!
Узнал в неволе цену воли я!

Но коль судьба разрушит эти своды
И здесь найдет меня еще в живых, —
Святой борьбе за волю, за свободу
Я посвящу остаток дней своих.
Июль 1942

РАССТАВАНЬЕ

Как трудно, трудно расставаться, зная,
Что никогда не встретишь друга вновь.
А у тебя всего-то и богатства —
Одна лишь эта дружба да любовь!
Когда душа с душой настолько слиты,
Что раздели их — и они умрут,
Когда существование земное
В разлуке с другом — непосильный труд,-
Вдруг от тебя навек уносит друга
Судьбы неумолимая гроза.
В последний раз к губам прижались губы,
И жжет лицо последняя слеза.
Как много было у меня когда-то
Товарищей любимых и друзей!
Теперь я одинок. Но все их слезы
Не высыхают на щеке моей.
Какие бури ждут меня, — не знаю,
Пускай мне кожу высушат года,
Но едкий след слезы последней друга
На ней я буду чувствовать всегда.
Немало горя я узнал на свете,
Уже давно я выплакал глаза,
Но у меня б нашлась слеза для друга,-
Свидания счастливая слеза.
Не дни, не месяцы, а годы горя
Лежат горою на моей груди.
Судьба, так мало у тебя прошу я:
Меня ты счастьем встречи награди!
Октябрь 1942

ДРУГУ
А.А.*

Не огорчайся, друг, что рано умираем,-
Мы жизнью купленной не согласились жить.
Иль не по-своему мы наши дни прожили
И не по-своему хотим их завершить?

И разве мерится длина прожитой жизни
Приходом старости, числом ушедших лет?
Быть может, эта смерть, нависшая над нами,
Подарит нам бессмертья вечный свет?

Поклялся я, что жизнь в бою не пожалею,
Чтоб защитить народ, чтоб Родину спасти,
И разве ты, мой друг, имея сотню жизней,
Их все не отдал бы на этом же пути?

Как сердцу радостно при каждой новой вести,
Что продолжаем мы врагов на фронте бить,
И сколько силы в том, чтоб даже на чужбине
Одними чувствами с родным народом жить!

А если злую смерть я подкупить сумею
И шкуру сберегу, но стану подлецом,
Проклятым каином Отчизна-мать с презреньем
Пусть назовет меня -и плюнет мне в лицо.

Не стану никогда желать такого ,
Всем сердцем чувствую: страшнее нет беды.
Что стоит человек, отвергнутый Отчизной?
Ему на всей земле нет и глотка воды!

Нет, не печалься, друг, что гибнут наши
жизни,
Пред жизнью Родины лишь искорки они,
И пусть погаснем мы, от гордой смерти нашей
Ее грядущие светлее станут дни.

Любовь к родной стране, и мужество,
и верность
Геройской гибелью мы доказать должны, —
Скажи, не этими ли чувствами святыми
Мы с юности сильны, мы до сих пор полны?

Пусть оборвется жизнь, не думай, что
бесследно
Угаснут наши дни, достойно гибель встреть,
Чтоб, услыхав про нас, сказали молодые:
Так надо жить, так надо умереть!
Октябрь 1943

* А. А. -татарский писатель Абдулла Алиш, вместе с которым, находясь в тюрьме, Муса Джалиль боролся в подполье.

источник

НАСЛЕДИЮ ПОЭТА-ГЕРОЯ — «ЗЕЛЁНУЮ УЛИЦУ»

Автор. ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 27 января 2011

В «Моабитской тетради» Муса Джалиль писал, что надеется через стихи вернуться на родину, к своему народу, заставить самую смерть свою прозвучать песней борьбы. Надежды эти сбылись. Имя Мусы Джалиля, его книги сегодня близки и дороги миллионам людей, помогают им в борьбе за лучшее будущее. Но всё ли сделано нами, чтобы создать творениям поэта-героя «зелёную улицу» на пути к читателям, чтобы по-настоящему познакомить их с его творчеством, жизнью и подвигом?

Впервые в 1935 году выходит на русском языке небольшой сборник татарского поэта Мусы Джалиля. Всего 19 стихотворений, написанных в 1927 — 1933 годах. Тираж 3000. Но в большом потоке поэтической литературы этот сборник не остался не замеченным критикой. Вскоре в московском журнале «Художественная литература» (1935, N 9) появляется рецензия, автор которой — С. Гамалов — по первым переводам стихотворений поэта увидел то, что составляет ядро всей поэзии Мусы Джалиля:
«Маленькая книжка стихов Мусы Джалиля доставит большую радость советскому читателю подлинной поэтичностью, сочетающей в себе железную волю с мягкой лиричностью, великий гнев с нежной любовью».

В последующие годы на татарском языке публикуются такие значительные произведения Джалиля, как поэмы «Письмоносец», «Алтынчеч» и др. Это годы зрелости поэта. Интерес к его творчеству и общественной деятельности растет. В марте 1941 года в периодической печати Казани отмечается 20-летие творческого пути Джалиля и завершение работы над либретто первых советских татарских опер «Алтынчеч» и «Лачыннар» («Соколы»), принадлежащих его перу. Однако присутствовать на премьерах опер поэту не удалось: с июля 1941 года он в рядах Советской Армии.

Перед тем, как перейти к трагическим событиям в жизни Мусы Джалиля, хочу предложить читателям одно из моих любимых стихотворений школьных лет, звучащее и в наши дни свежо, живо и интересно.

Я помню юности года,
Свидания и ссоры.
Любил смертельно я тогда
Красотку из конторы.
И, как поведал бы о том
Поэт, чуждаясь прозы,
Моя любовь, горя огнем,
Цветы дала в морозы.
Схватил в ту пору насморк я
И, словно в наказанье,
Платок свой позабыл, друзья,
Отправясь на свиданье.
Прощай, любовь! Погиб успех!
Сижу. Из носа льётся.
И нос, как будто бы на грех,
Бездонное колодце.
Что делать мне? Что предпринять?
Не насморк, а стихия.
«Душа моя» — хочу сказать,
А говорю:»Апчхи!» — я.
За что страдания терплю?
Робеть я начал, каюсь.
Хочу произнести «люблю»,
Но не могу — сморкаюсь.
И вот, доведенный до слез,
Вздохнул я очень страстно,
Но мой неумолимый нос
Тут свистнул безобразно.
Любовь и насморк не хотят
Между собой ужиться.
И, хоть я в том не виноват,
Мне впору удавиться.
Такой не ждал я чепухи!
Опять щекочет в глотке.
-Я. я. апчхи. тебя. апчхи. —
Что скажешь тут красотке?
Я за руку подругу взял,
Я осмелел, признаться,
Но стал пузырь — чтоб он пропал!-
Под носом надуваться.
Смотрю: девчонка хмурит бровь.
И понял я конечно,
Что, как пузырь, её любовь
Тут лопнула навечно.
И слышу, сжавшись от стыда:
— В любви ты смыслишь мало.
Ты, прежде чем идти сюда,
Нос вытер бы сначала.
Она ушла. Какой позор!
И я с печальным взглядом
Пошел (подписан приговор)
К аптекарю за ядом.
— Прольёшь, красотка, вдоволь слез
Ты за мои мытарства!-
Я в пузырьке домой принёс.
От насморка лекарство.
И не встречал уж я, друзья,
С тех пор её ни разу.
Так излечился в жизни я
От двух болезней сразу.

Муса Мустафович Залилов, старший политрук, военный корреспондент армейской газеты «Отвага», татарский советский поэт, родился в 1906 году в селе Мустафине Шарлыкского района Оренбургской области в семье крестьянина. Татарин. Член ВЛКСМ с 1919-го, КПСС — с 1929 года. Учился в совпартшколе в Оренбурге, был бойцом части особого назначения. После окончания татрабфака работал инструктором Орского уездного комитета комсомола, затем в Оренбургском губкоме комсомола. В 1927 году был избран членом бюро татарско-башкирской секции при ЦК ВЛКСМ. Позже переехал в Москву, работал и одновременно учился заочно на литературном факультете Московского государственного университета, который окончил в 1931 году.

В предвоенные годы Джалиль жил в Казани и работал председателем Союза писателей Татарии. На второй день войны Муса прибыл в военкомат, просил отправить его на фронт. В июле 1941 года был призван в Красную Армию. Окончил шестимесячные курсы политработников и в звании старшего политрука направлен на Волховский фронт. До июля 1942 года работал военным корреспондентом армейской газеты «Отвага».

1942 год. Начались суровые фронтовые будни. Джалиль все время находился на передовой, там, где было трудно. Боевые друзья,воевавшие с ним, вспоминают, как отважно сражался старший политрук на Волховском фронте, будучи военным корреспондентом газеты «Отвага».

26 июня 1942 года фашисты вели непрерывный огонь по нашим позициям. Враг бросал в атаку всё новые и новые подкрепления.
Силы были слишком неравными. В тяжёлых оборонительных боях войска Волховского фронта с трудом сдерживали натиск гитлеровцев. Солдаты и командиры героически сражались за каждый метр земли. В одной из контратак у деревни Мясной Бор Муса Джалиль был тяжело ранен. Он лежал в кювете, который быстро заполнялся водой. В бессознательном состоянии Муса был взят в плен, долгое время находился на грани жизни и смерти. Его выходили военнопленные, которые хорошо знали своего поэта.
Позднее Муса Джалиль был брошен в лагерь, затем пошли тюрьмы, фашистские застенки: Моабит, Шпандау, Плетцензее.

В лагере под Радомом, в Польше, Джалиль возглавил подпольную организацию военнопленных. Фашисты в то время хотели создать специальные легионы из числа пленных нерусской национальности. Легион, сформированный под Радомом, был послан на фронт, но в районе Гомеля повернул оружие против гитлеровцев. Гестаповцам с помощью предателя удалось раскрыть подпольную организацию. Джалиля и его боевых друзей арестовали и отправили в тюрьму Моабит. Но ни пытки, ни камера смертников не сломили Мусу. Джалиль до конца оставался советским поэтом. На обрывках бумаги огрызком карандаша писал стихи, как он сам выразился, «на плахе под топором палача», наполненные жаждой свободы и страстным призывом к борьбе с фашизмом.
Героизм — это существо поэзии Джалиля. Он и сам погиб как герой, — не склонив головы, непокорённый. Его казнили 25 августа 1944 года в военной тюрьме в Берлине.

Именем Джалиля названы улицы, корабль, молодой город в Татарии. В Казани установлен памятник. На здании укома в Орске, где работал Джалиль, установлена мемориальная доска. О Герое написаны опера, роман, десятки поэм и стихов.

Страницы из дневника М. Джалиля

Я не боюсь смерти. Это не пустая фраза, когда мы говорим, что презираем смерть. Это на самом деле так. Великое чувство патриотизма, полное сознание своего общественного долга убивают страх.

Когда приходит мысль о смерти, то думаешь так: есть ещё жизнь после смерти, не «жизнь на том свете», которую проповедовали попы и муллы, а жизнь в сознании, в памяти народа. Если я делал что-то важное, нужное людям, то я заслужил эту другую жизнь — «жизнь после смерти». Обо мне будут помнить, говорить, писать. Если я заслужил это, то зачем же бояться смерти! Цель-то жизни в том и заключается: жить так, чтобы после смерти не умирать.

Вот и думаю я: если погибну в Отечественной войне, проявляя отвагу, то это кончина совсем не плохая. Ведь когда-нибудь по закону природы кончится моё существование, оборвётся нить моей жизни. Если не убьют, то умру в постели. Да, конечно , тогда, быть может, я умру в глубокой старости, и за 30-40 лет, оставшихся до того момента, я сумею создать хорошие вещи, принесу много пользы для общества. Это, конечно, правильно. Больше жить — значит больше трудиться, больше приносить пользы обществу. Поэтому не боязнь смерти вовсе не означает, что мы не хотим жить и поэтому презираем смерть. А если эта смерть необходима, если она может принести столько же пользы, как и 30-40-летняя трудовая жизнь до старости, то незачем бояться, что я рано погиб.

«Жил и творил для Родины, а когда нужно было — погиб для Родины». И такая гибель уже есть бессмертие человека!

Если вот так думать, смерть вовсе не страшна. Но мы не только рассуждаем, а так чувствуем, ощущаем. А это значит — такое сознание вошло в наш характер, в нашу кровь. «

Несколько лет назад в Союз писателей Республики Татарстан пришла весьма толстая бандероль из Германии. В ней было несколько рукописей, касающихся Мусы Джалиля и его товарищей. Были среди них также воспоминания некоего Анвара Галима. В Берлине А. Галим часто встречался и близко общался с Мусой Джалилем и его товарищами. Летом 1945 года он был у них в тюрьме, где встретился с муллой Усманом, пришедшим перед казнью проститься с татарскими узниками с Кораном. Мулла Усман ещё в годы Первой мировой войны попал в плен в Германию. Позже он обзавелся здесь семьей и остался жить. Во время Второй мировой войны исполнял обязанности муллы в татарском комитете. Он тоже хорошо знал Мусу Джалиля и его товарищей. Мы предлагаем читателям познакомиться с воспоминаниями муллы Усмана, записанными А. Галимом после их встречи в Берлине. Перевод публикуется в первые.

Автор публикуемых воспоминаний – Анвар Галим (настоящее имя Анвар Айдагулов, другие псевдонимы А. Хамиди, Р.Карими) перед самой войной закончил отделение татарского языка и литературы Казанского педагогического института. С началом Великой Отечественной войны он призывается в армию и во время ожесточённых боёв попадает в плен. Сначала находится в различных лагерях для военнопленных, затем его переводят в Берлин. После войны работает в Мюнхене редактором журнала «Ватан» («Родина»), а также диктором-комментатором на радиостанции «Азатлык». Достигнув пенсионного возраста, Анвар Галим переехал в Соединенные Штаты Америки. Скончался в Нью-Йорке 3 марта 1988 года.

Рафаэль МУСТАФИН
писатель

тайна гибели Мусы Джалиля и его соратников

Воспоминания Усмана, сына Галима, записанные Анваром Галимом

«Попасть в заключение по политическим мотивам в любой стране, тем более в военное время – тяжёлое испытание. Ни одно государство не терпит действий, направленных против него. Именно поэтому я предполагал, что положение Мусы и его товарищей не будет лёгким. Так оно и вышло. Когда их расстреливали, меня тоже вызвали как мусульманского священнослужителя.

Я не могу забыть тот день. Да его и невозможно забыть. 20 августа прошлого года (1944) меня позвал Шафи и сказал: «25 августа приведут в исполнение смертный приговор для Мусы и его товарищей, необходимо твоё присутствие, об этом сообщил Главный Муфтий». В тот день рано утром я пошёл в тюрьму Плетцензее и сначала поговорил с тюремным пастором. Пастор обрадовался моему приходу. Он сообщил мне, что татары будут расстреляны в 12 часов. По словам пастора, приговорённые к смерти татары находятся в одной большой комнате, и им не верилось, что их расстреляют. Пастора они всегда принимали тепло и высказывали ему свои жалобы.

Около 11 часов мы с пастором зашли к приговорённым татарам. Так как приговорённых к смерти узников я посещал впервые, я растерялся, не знал, что сказать… Мне казалось, что любое моё слово придётся не к месту. Всё и так понятно: все поникли, все в растерянности, в смятении. Когда я вошёл, все, подняв головы, посмотрели на меня. Мне показалось, что им со мной говорить не хотелось… Ожидание последних минут жизни было бесконечно тяжело. Меня охватила дрожь, сначала меня бросило в холод, потом в жар.

Первым я протянул Коран Алишу и что-то ему прошептал (сам не помню, что именно). Он медленно встал, положил руку на Коран и заплакал. Все испытывали душевные муки. Говорю душевные, так как, по словам пастора, заключённых не подвергли такому варварству, как избиения и пытки.

Я подошел к Гарифу Шабаеву и протянул ему Коран. Когда он положил руку на него, я спросил: «Не пытали?» Он ответил: «Нет, пыток не было». Я подходил ко всем, протягивал Коран, и все, положив руку на него, говорили: «Прости, прощай» (тат. — «Бэхиль, бэхиль» прим.пер). Ахмет Симай, положив руку, сказал: «Усман эфенди, мы не ожидали, что будет так, не ожидали». Последний, к кому я подошел, был Муса. Я протянул ему Коран. Он, положив руку, прошептал: «Прощайте, это судьба, мы не думали, что нас убьют».

Вот о чем рассказал Усман, сын Галима, — продолжает Анвар Галим. Затем я спросил: «РАССТРЕЛЯЛИ или ПОВЕСИЛИ?» «РАССТРЕЛЯЛИ, — сказал он, – у меня в кармане Коран, клянусь Кораном: их РАССТРЕЛЯЛИ. Потому что, — говорил он, — они военные, военных не вешают, военных расстреливают, это во всех странах так…». — Подумав немного, он добавил: «Я думал, что Муса и его товарищи не примут меня, муллу, не станут разговаривать из-за того, что они коммунисты. Видимо, их коммунистические убеждения были повержены (тат. коммунистлыгы жинелде – досл. коммунизм побеждён – прим. пер.)».

Слова муллы Усмана были для меня новостью. Я хотел побольше расспросить его об этом, да как-то не смог: губы мне не повиновались. В этот момент вошла госпожа Луиза (супруга муллы Усмана, по национальности немка – прим. авт.) и позвала муллу Усмана обедать. Я, низко склонив голову, вышел…

Многие, прочитав эти воспоминания, могут подумать, что Мусу и его товарищей РАССТРЕЛЯЛИ, а не ОТРУБИЛИ ГОЛОВЫ. Как тут не поверить, ведь сам мулла, поклялся Кораном! Однако не будем торопиться с выводами, давайте-ка поразмышляем вместе.

Сам мулла Усман во время исполнения казни не присутствовал. Он лишь предполагает. «Потому что, — говорит он, — они ведь военные, военных не вешают, военных расстреливают, это во всех странах так…». И глубоко ошибается. В фашистской Германии, особенно с июля 1944 года, после покушения на Гитлера, военных наказывали по-разному: и расстреливали, и вешали, а иногда отрубали головы. (Именно так поступили с теми, кто покушался на фюрера.)

Тюремный пастор, о котором упоминал мулла, пастор Юрытко, остался жив. Я за много лет до этого переписывался с ним. Хотя он сам не присутствовал при казни, он хорошо помнит Мусу и его товарищей. По его словам, их ПОВЕСИЛИ.

Такие различные версии естественны, потому что гитлеровцы никого близко не подпускали во время казни. Эта мерзость осуществлялась закрыто. Место казни – одноэтажное угрюмое здание (оно сохранилось до сего дня) – расположено чуть поодаль от тюремного двора Плетцензее. Там заключённых и расстреливали, и вешали, и отрубали им головы.

А раз так, единственным источником, которому можно доверять, остаётся только документ, акт, составленный самими палачами.
Оригиналы этих документов по сей день хранятся в архиве тюрьмы Плетцензее. Никто не выражал сомнения по поводу их подлинности. Согласно этим документам, джалилевцев казнили, ОТРУБИВ им ГОЛОВЫ на ГИЛЬОТИНЕ 25 августа 1944 года между 12.06 и 12.36.

Второй каверзный вопрос касается веры Джалиля и его товарищей в Аллаха. Мулла Усман считает, что они могли не принять муллу и не говорить с ним из-за того, что они коммунисты. Но после того, как осуждённые попрощались, положив руки на Коран, он делает вывод: «Видимо, их коммунизм побежден». Кстати, именно этот факт и мешал выходу в свет этих воспоминаний. Мы, подчеркивая мужество и героизм джалилевцев, с одной стороны, оказывается, совсем забыли о другой стороне. Да, они действительно держались мужественно, вели неустанную борьбу с фашистами в самых тяжёлых условиях. Они тайно организовали общество, распространяли листовки. (В воспоминаниях Анвара Галима об этом тоже говорится.)

Но ведь они тоже живые люди! Все они были молодыми, примерно в возрасте 25-27 лет, и все предстали перед смертью. Самому старшему среди них, Мусе, было 38 лет.
Естественно, что перед смертью люди оказываются в растерянности, в смятении, подавленности, прощаются с жизнью с Кораном в руках… Это их слабость или человечность? Видимо последнее…

Нельзя забывать и том, что мать Мусы Джалиля Рахима апа была дочерью муллы. В их доме в деревне Мустафино Оренбургской области помимо Корана было много религиозных книг. Поэтому Муса с детства воспитывался в духе Ислама. В Оренбургском медресе «Хусаиния», как и все, он изучал религиозные предметы и, по словам его товарищей, знал наизусть некоторые суры Корана. Действительно, в советскую эпоху Джалиль был комсомольцем, затем вступил в Коммунистическую партию, отрекся от религии, выступал против неё. Однако в час смерти он вернулся в религию, видимо, вера всё же в нём жила, несмотря на внешнее отречение.

Муса Джалиль и его соратники.

Здесь нужно сделать ещё одно пояснение. Мулла Усман, полагаясь на слова пастора, говорит, что грубого отношения к заключённым, избиения или пыток не было. Даже Гариф Шабай на его вопрос ответил: «Нет, пыток не было». Возможно, в своё время мы слегка приукрасили эту сторону. В действительности же было по-разному: кого-то били, кого-то пытали, кого-то – нет.
Многие видели, что Муса возвращался с допросов избитый, изнеможденный. Я своими глазами видел красные полосы от кнута на спине Рушата Хисаметдинова, который был арестован вместе с Мусой, и чудом остался жив. Многое зависело от того, кто и как себя поведёт, к какому следователю попадёт…

После смерти муллы Усмана, упомянутый Коран находился сначала в Германии, затем перешёл на хранение в руки татар,живущих в Америке. В дни Первого Всемирного конгресса татар эту священную книгу привёз в Казань наш соотечественник и передал в руки известного учёного Миркасыма Усманова. Он передал книгу в музей Мусы Джалиля. Сейчас Коран является самым ценным экспонатом музея.

Смотреть предварительно «Логикология — о судьбе человека». http://www.stihi.ru/2012/03/16/8123

Рассмотрим таблицы кода ПОЛНОГО ИМЕНИ. \Если на Вашем экране будет смещение цифр и букв, приведите в соответствие масштаб изображения\.

9 10 22 32 44 59 62 75 95 113 114 127 147 165 184 185 206 221 224 234 258
З А Л И Л О В М У С А М У С Т А Ф О В И Ч
258 249 248 236 226 214 199 196 183 163 145 144 131 111 93 74 73 52 37 34 24

13 33 51 52 65 85 103 122 123 144 159 162 172 196 205 206 218 228 240 255 258
М У С А М У С Т А Ф О В И Ч З А Л И Л О В
258 245 225 207 206 193 173 155 136 135 114 99 96 86 62 53 52 40 30 18 3

МУСА МУСТАФОВИЧ ЗАЛИЛОВ = 258.

«Глубинная» дешифровка предлагает следующий вариант, в котором совпадают все столбцы:

(на)М(еренное) У(бий)С(тво)+(н)АМ(еренное) У(бий)С(тво)+(ка)ТА(стро)Ф(а)+(от выстрел)ОВ+(проб)И(т) Ч(ереп)+ЗА(стре)ЛИ(ли в го)ЛОВ(у)

258 = ,,М,, У,,С,, + ,,АМ,, У,,С,, + ,,ТА,,Ф,, + ,,ОВ + ,,И,, Ч,, + ЗА,,ЛИ,, ,,ЛОВ.

Код ДНЯ ГИБЕЛИ: 86-ДВАДЦАТЬ + 88-ПЯТОЕ + 66-АВГУСТА = 240.

5 8 9 14 37 38 57 86 102 134 153 168 174 175 178 182 202 220 239 240
Д В А Д Ц А Т Ь П Я Т О Е А В Г У С Т А
240 235 232 231 226 203 202 183 154 138 106 87 72 66 65 62 58 38 20 1

«Глубинная» дешифровка предлагает следующие варианты, в которых совпадают все столбцы:

(от зло)Д(ейст)ВА (остановка сер)ДЦА + (смер)ТЬ + П(ул)Я(ми) (уби)Т + (пулев)ОЕ (р)А(нение) В Г(олов)У + (о)СТА(новка сердца)

240 = ,,Д,,ВА ,,ДЦА + ,,ТЬ + П,,Я,, ,,Т + ,,ОЕ ,,А,, В Г,, + ,,СТА.

(пре)Д(намеренное) (убийст)В(о) + (остановк)А (сер)ДЦА + (смер)ТЬ + П(ул)Я(ми) (уби)Т + (пулев)ОЕ (р)А(нение) В Г(олов)У + (о)СТА(новка сердца)

240 = ,,Д,,В,, ,,А ,,ДЦА + ,,ТЬ + П,,Я,, ,,Т + ,,ОЕ ,,А,, В Г,, + ,,СТА.

Код числа полных ЛЕТ ЖИЗНИ: 123-ТРИДЦАТЬ + 84-ВОСЕМЬ = 207.

19 36 46 51 74 75 94 123 126 141 159 165 178 207
Т Р И Д Ц А Т Ь В О С Е М Ь
207 188 171 161 156 133 132 113 84 81 66 48 42 29

«Глубинная» дешифровка предлагает следующий вариант, в котором совпадают все столбцы:

(выс)ТР(елам)И (сер)ДЦА (смер)ТЬ + (убийст)ВО +(за)С(трел)Е(н) + (с)М(ерт)Ь

207 = ,,ТР,,И ,,ДЦА ,,ТЬ + ,,ВО + ,,С,,Е,, + ,,М,,Ь.

Смотрим столбец в нижней таблице кода ПОЛНОГО ИМЕНИ:

52 = ЛИКВИДА(ция) = РАНЕН(ие)
_____________________________________________________
207 = ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ = СМЕРТЕЛЬНОЕ РАНЕН(ие)

источник

До нас дошли две маленькие, размером с детскую ладошку тетрадки с моабитскими стихами Джалиля. Первая из них содержит 62 стихотворения и два фрагмента, вторая — 50 стихотворений. Двадцать из них, очевидно, те, которые поэт считал наиболее важными, повторяются в обеих тетрадках. Таким образом, моабитский цикл содержит 92 стихотворения и два отрывка. Первую тетрадь вынес из Моабитской тюрьмы бывший узник этой тюрьмы, советский военнопленный Габбас Шарияов. В лагере Ле-Пюи во Франции он передал тетрадку военнопленному Нигмату Терегулову. В марте 1946 г. Н. Терегулов приехал в Казань и передал тетради Мусы Джалиля и Абдуллы Алиша вдове А. Алиша Р. Тюльпановой, которая, в свою очередь, отдала их председателю Союза писателей Татарии А. Ерикею.

Тетрадь Джалиля сшита из разрозненных клочков бумаги и заполнена убористым арабским шрифтом. На обложке написано химическим карандашом по-немецки (для отвода глаз гитлеровских тюремщиков): «Словарь немецких, тюркских, русских слов и выражений. Муса Джалиль. 1943-44 г.» На последней страничке поэт оставил свое завещание: «К другу, который умеет читать по-татарски а прочтет эту тетрадь. Это написал известный татарский поэт Муса Джалиль… Его история такова: он родился в 1906 году. Имеет квартиры в Казани и Москве. Считается у себя на родине одним из больших поэтов. Он в 1942 году сражался на фронте и взят в плен. В плену испытал все ужасы, прошел через сорок смертей, затем был привезен в Берлин. Здесь он был обвинен в участии в подпольной организации, в распространении советской пропаганды и заключен в тюрьму. Его присудят к смертной казни. Он умрет. Но у него останется 116 стихов, написанных в плену и в заточении. Он беспокоится за них. Поэтому он из 116 старался переписать хотя бы 60 стихотворений. Если эта книжка попадет в твои руки, аккуратно, внимательно перепиши их набело, сбереги их и после войны сообщи в Казань, выпусти их в свет как стихи погибшего поэта татарского народа. Таково мое завещание. Муса Джалиль. 1943. Декабрь».

На обороте Джалиль написал список тех, кто был арестован и брошен в тюрьму вместе с ним. Их — 12 человек. «Они обвиняются в разложении татарского легиона, в распространения советской пропаганды, в организации коллективных побегов», — разъяснил поэт. Затем он провел жирную черту и приписал фамилию тринадцатого — предателя, выдавшего подпольную организацию. Кроме того, в блокноте указан адрес семьи Джалиля и Союзов писателей в Москве и Казани.

Вторую тетрадку, напитанную латинским шрифтом, Муса передал соседу по камере, бельгийскому патриоту Андре Тиммермансу. Тиммерманс смог переслать ее вместе с другими личными вещами на родину, а после войны, уже в 1947 г., передал в Советское консульство в Брюсселе. Эта тетрадь заполнялась позднее. Последнее помещенное здесь стихотворение — «Новогодние пожелания» — написано 1 января 1944 г. В тетрадке есть адрес Джалиля и краткие сведения о нем для тех, кто обнаружит тетрадку: «Муса Джалиль — известный татарский поэт, заключенный и осужденный к смерти за политику в Германии. Тюрьма. М. Джалиль». Слова эти написаны по-русски (на случай, если тетрадь попадёт в руки тех, кто о не умеет читать по-татарски). Джалиль выражался осторожно; «за политику», то есть по обвинению в политической деятельности против фашизма.

Вторая тетрадка тоньше первой. Сшитая часть содержит всего 33 стихотворения, после которых поэт оставил горькую надпись: «В плену и в заточении-1942.9-1943.11 — написал сто двадцать пять стихотворений и одну поэму. Но куда писать? Умирают вместе со мной».

После этого Джалилю, видимо, удалось раздобыть несколько листков бумаги, и он записал на них еще семнадцать стихотворений. Листки эти не подшиты, просто вложены в блокнот.

В настоящем издании стихи моабитского цикла публикуются полностью. Стихи датированы автором. Там, где нет авторских дат, дается предположительная датировка, сопровождаемая знаком вопроса.

источник

Стихи Мусы Джалиля на разных языках мира

Вечер посвященный 110 летию Мусы Джалиля

Муса Джалиль Варварство Вэкшэт Читает Кавсария Рафекова

СТИХ Муса Джалиль Варварство

Кызыл ромашка стих Муса Джалиль

Стихи Мусы Джалиля к 110 летию поэта

Стих на татарском автор спрашивает что ты сделал для того чтобы приблизить День Победы Муса Җәлил

Ворожбит Дарья Чулочки авт Муса Джалиль

Антонюк Яков Варвары Стихи Мусы Джалиля

Магдыч Софья Муса Джалиль Радость весны

В Серове отметили 111 годовщину известного поэта Мусы Джалиля

Муса Джалиль Смерть девушки

Муса Джалиль Кызыл ромашка

Муса Джалиль На память другу

15 февраля в день рождение Мусы Джалиля активисты прочитали стихи поэта на разных языках мира

Колыбельная дочери Муса Джалиль

Неизвестные факты из биографии легендарного летчика Мусы Гареева

Муса Джалиль Молодая мать

Муса Джалиль Другу Читает Кущ Екатерина

Хабибуллина Г И стих Муса Джалиля Молодая мать с Пестрецы 26 02 16г

Товкалёва Ксения читает Варварство стих Муса Джалиля с Пестрецы

Стихотворение Мусы Джалиля Карак песи Вороватый котёнок

Нефедов Арсений Муса Джалиль Случай в подъезде

Конкурс чтецов стихов Мусы Джалиля

Рифат Багауов стих Муса Джалиля Письмо жене с Пестрецы 26 02 16г

Газизова Айгуль стих Муса Джалиля Звонок с Пестрецы 26 02 16г

Муса Джалиль Красная ромашка

Стихотворение Вәхшәт Варварство Муса Джалиль

Анатолий Кленов Волки Муса Джалиль прочтение под гитару

Муса Джалиль Четыре цветка

Литературная встреча в сквере им Мусы Джалиля 2014

Муса Джалиль стихотворение Варварство

Муса Джалиль Молодая мать

М Джалиль Красная ромашка

Стихи Автор Муса Джалиль 1943 год

Муса Джалиль Случай в подъезде

Акция Молодежной Ассамблеи Джалиль110

Муса Джалиль Мы сквозь ресницы всё ещё смеёмся

Проект Читаем о войне Муса Джалили Мои песни

30 11 2006 г 2а Исаев Не верь М Джалиль

Здесь Вы можете скачать Стихотворение Муса Джалиль Насморк. Также рекомендуем скачать бесплатно mp3 песню Муса Джалиль АМИНЕ размером 1.16 MB. Слушайте онлайн и скачивайте mp3 в высоком качестве.

Стихотворение Муса Джалиль Насморк

Oh My God Trap Mix Ringtone Download Link In Description

Underverse Tangled Opening Theme 1

Men Safarga Ketyapman Xotin Ruxsatimsiz Chiqma Ko Chaga

Чеченская Музыка Рустам Абреков 2019 Спец Сигнал

На Белом Покрывале Января Караоке

Knownaim Я Обожаю Влюблённых Девиц Раздевать До Гола Ctpayc Fan Video

Attack On Titan Season 2 Opening

Танцы На Стёклах Кристина Кошелева

Киркоров Это Я Целовал Тебя

A Little Less Conversation 12 Extended Remix Elvis Vs Junkie Xl

Не Рви Мне Душу Андрей Картавцев

Скажи Лук По Лбу Стук Скажи Чеснок По Ебалу Хлоп

Love Is Many Splendored Engelbert Humperdinck Subtitulos Espanol Youtube

My 24Th Birthday Surprise 100 000 Gift

Бундай Оналардан Худо Асрасин

Секретные Купоны Kfc Кфс Купоны Которые Скрывают От Всех

Голубые Береты Грустит Настольный Календарь Альбом 2002

Ч 1 Исповедник Василий Кинешемский Толкование На Евангелие От Марка

Юмор Года Новый Год 2019 Россия 1

Tombstalker Live At State Street Pub 7 8 2016

Let S Play 007 Nightfire Ngc German Part 4

Jay Cutler The Worst Hail Mary Pass Ever

Noisecream Mist Of Rage Extended My Friend Pedro Ost

Free Loop Kit Afrobeats Melody Loop Kit Aftermath Veshbeats

Sardor Mullaev Onam Сардор Муллаев Онам

Андрей Картавцев Падал Белый Снег

Не Романтично Ли Это Isn T It Romantic 2019 Музыкальный Фрагмент

источник

* * *
Мы сквозь ресницы всё ещё смеёмся,
Друг другу глядя в жаркие зрачки.
Друг друга любим, но не признаёмся
В любви своей. Какие чудаки!

Я всё ещё влюблёнными глазами
Твой взгляд ловлю, слежу твои мечты.
Меня испепеляет это пламя.
Скажи по совести: как терпишь ты?

Твой взгляд — как дождь в засушливое лето.
Твой взгляд — как солнце в пасмурный денёк.
Твой взгляд — весёлый вешний праздник света.
Лишь глянешь ты, и я не одинок.

Твои ресницы. Ох, твои ресницы —
Густая туча раскалённых стрел!
Твои зрачки мерцают, как зарницы.
Я, попросту сказать, пропал, сгорел.

Как сладостно и с каждой встречей ново
Тайком любить, любимым быть тайком!
Но бушеванье сердца молодого
Надолго ли. Что знаешь ты о нём!

* * *
Ты зачем к реке меня отправила,
Раз самой прийти желанья нет?
Ты зачем “люблю” сказать заставила,
Коль не говоришь “и я” в ответ?

Ты зачем вздыхала, как влюблённая,
Если и не думешь гулять?
Рыбой кормишь ты зачем солёною,
Если мне воды не хочешь дать?

ПОСЛЕДНЕЕ ВОСПОМИНАНИЕ
Улыбнулась таинственно,
Ослепившая взором —
Подарила мне истину
Между счастьем и горем.

Я не молод, как прежде,
Не к лицу мне безумства.
Надо мною надежды
То поют, то смеются.

Я к тебе прихожу
На пустой перекрёсток,
В лихорадке дрожу,
Как влюблённый подросток.

И то в холод, то в жар
Бросит сердце при встрече.
Не тебя ли я ждал,
Молодой и беспечный.

Мне улыбки довольно:
Если ты улыбнёшься —
Будто тёплой ладонью
К седине прикоснёшься.

Смейся солнечным смехом —
Счастлив я, как бывало.
Давней юности эхо —
Разве этого мало!

ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНЬЕ
Утешь меня, я душу успокою,
Непросто разлучаться мне с тобой.
Ты саз возьми, и струны тронь рукою,
И плакать их заставь, и песню пой.

Я слёзы лью. Настало расставанье,
Теперь ты будешь от меня вдали.
Душа моя горит, подобно ране, —
Ты песней эту рану исцели.

* * *
Радость, сиявшую в сердце, украла
И унесла ты в чужие края.
Ты не вернёшься. И глаз твоих нежных
Не целовать мне, отрада моя.

В небе сверкать будут звёзды, как прежде,
Птицы, как прежде, в саду распевать,
Только вот эти глаза голубые
Будут другие теперь целовать.

Тяжко мне будет. Но боль пересилю,
Пусть загорелся — смогу догореть.
Как я терпел твоё жгучее пламя,
Так и твой холод сумею стерпеть.

Годы пройдут. Как любил я когда-то,
Как тосковал, ещё вспомнишь не раз.
Глянешь на эти знакомые строки,
Тихо закапают слёзы из глаз.

* * *
Может, это сон?
Давно угасший,
В сердце новый загорелся свет.
С думой о тебе не сплю ночами
И встречаю вспыхнувший рассвет.
Молодость свою, махнув платочком,
Проводил я было в некий час
И спокойно жил, любви не зная,
Девичьих не замечая глаз.
Жил и жил, давно не ощущая
Прежнего безумия в крови,
И в моих глазах давно иссякли
Слёзы позабывшейся любви.
Ты пришла и . снова нет покоя,
Ты его взяла, чтоб не вернуть,
И сумела в сердце, что погасло,
Пламенную молодость вдохнуть.
Принесла огонь, чтоб им горело
Сердце, как в былые времена,
Принесла печаль, чтоб той печалью
Каждый час душа была полна.
Может, это сон?
Не знаю даже.
Знаю только, что забыт покой.
Ты пришла — и я теперь как беркут —
Быстрокрылый, сильный, молодой!

источник

Муса Джалиль 1906-1944г. родился в небольшой татарской деревеньке Мустафино. Когда началась война Джалиля направили на Волховский фронт корреспондентом армейской газеты «Отвага». Летом 1942 года фашистам удалось окружить вторую ударную армию, в рядах которой сражался Джалиль, и отрезать её от основных сил советских войск.

Больше двух месяцев бойцы вели в окру­жении ожесточённые бои с немецко-фашистскими захватчиками. Кончи­лись продукты, не хватало снарядов и патронов. Но никто не думал, сдаваться фашистам.

В конце июня наши бойцы сделали попытку вырваться из вражеского кольца. Ночью проложили по болоту дорогу из поваленных деревьев и утром пошли на последний штурм. Некоторым удалось проскочить, а Муса Джалиль был тяжело ранен осколком вражеской мины, потерял сознание и остался среди волховских болот. Так он попал в лапы врага.

Фашисты жестоко обращались с военнопленными, били их, морили голодом, за малейшую провинность — расстреливали на месте. Но Джалиль не покорился. Он писал стихи, которые звали к борьбе с не­навистным врагом, вселяли в людей мужество, веру в победу.

Вскоре в тылу врага возникла подпольная организация, во главе которой стоял Муса Джалиль. Подпольщики устраивали побеги из ла­герей, печатали и распространяли среди военнопленных антифашистские листовки. «Советский человек и в плену должен не сдаваться фашис­там», — так говорил своим товарищам Муса Джалиль.

Когда подпольная организация была раскрыта, фашисты пытали Джа­лиля и требовали, чтобы он выдал товарищей. Ничего не добившись, заперли его в каменном мешке — сырой и холодной камере Моабитской тюрьмы в Берлине.

Но и тут, в ожидании смертной казни поэт продолжал писать. В тюрьме Джалиль написал лучшие свои стихотворения — «Горная река», «Дуб», «Цветы» и другие. Он записывал их в маленький са­модельный блокнотик, который прятал от надзирателей. Этот блокнот вынес на волю сосед Джалиля по камере, бельгийский патриот Андре Тиммермане.

А самому поэту не суждено было дождаться свободы. Он был казнён 25 августа 1944 года.

За свой подвиг Муса Джалиль посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. А бессмертный цикл его стихотворений «Моабитская тетрадь» отмечен Ленинской премией.

Многие его стихи пробирают до слез, например Варварство, Чулочки, Красная ромашка, их часто разучивают для конкурса чтецов стихотворений о Великой Отечественной войне.

Ты прощай, моя умница,
Погрусти обо мне.
Перейду через улицу —
Окажусь на войне.

Если пуля достанется,
То тогда – не до встреч.
Ну, а песня останется —
Постарайся сберечь.

Красная ромашка

Луч поляну осветил
И ромашки разбудил:
Улыбнулись, потянулись,
Меж собой переглянулись.

Ветерок их приласкал,
Лепестки заколыхал,
Их заря умыла чистой
Свежею росой душистой.

Так качаются они,
Наслаждаются они.
Вдруг ромашки встрепенулись,
Все к подружке повернулись.

Эта девочка была
Не как все цветы бела:
Все ромашки, как ромашки,
Носят белые рубашки.

Все — как снег, она одна,
Словно кровь, была красна.
Вся поляна к ней теснилась: —
Почему ты изменилась?

— Где взяла ты этот цвет?
А подружка им в ответ:
— Вот какое вышло дело.
Ночью битва здесь кипела,

И плечо в плечо со мной
Тут лежал боец-герой.
Он с врагами стал сражаться,
Он один, а их пятнадцать.

Он их бил, не отступил,
Только утром ранен был.
Кровь из раны заструилась,
Я в крови его умылась.

Он ушел, его здесь нет —
Мне одной встречать рассвет.
И теперь, по нем горюя,
Как Чулпан-звезда горю я.

Муса Джалиль

Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных… Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня…
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз…
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг,—
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной.
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Все понял, понял все малютка.
— Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! —
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо…
— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь? —
И хочет вырваться из рук ребенок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
— Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты
вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно.—
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой,
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей…

Их расстреляли на рассвете,
Когда еще белела мгла.
Там были женщины и дети
И эта девочка была.

Сперва велели им раздеться
И встать затем ко рву спиной,
Но прозвучал вдруг голос детский
Наивный, чистый и живой:

Чулочки тоже снять мне, дядя?
Не осуждая, не браня,
Смотрели прямо в душу глядя
Трехлетней девочки глаза.

«Чулочки тоже» — и смятеньем на миг эсесовец объят
Рука сама собой с волненьем вдруг опускает автомат.
Он словно скован взглядом синим, и кажется он в землю врос,
Глаза, как у моей дочурки? — в смятенье сильном произнес

Охвачен он невольно дрожью,
Проснулась в ужасе душа.
Нет, он убить ее не может,
Но дал он очередь спеша.

Упала девочка в чулочках…
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, что если б дочка
Вот здесь, вот так твоя легла…

Ведь это маленькое сердце
Пробито пулею твоей…
Ты Человек, не просто немец
Или ты зверь среди людей…

Шагал эсэсовец угрюмо,
С земли не поднимая глаз,
впервые может эта дума
В мозгу отравленном зажглась.

И всюду взгляд струится синий,
И всюду слышится опять,
И не забудется поныне:
Чулочки, дядя, тоже снять?

На память другу

Ты ушел в наряд, и сразу стало
Как-то очень грустно без тебя.
Ну, а ты взгрустнешь ли так о друге,
Коль наступит очередь моя?

Мы ведь столько пережили вместе,
Связанные дружбой фронтовой!
До конца бы нам не разлучаться,
До конца пройти бы нам с тобой!

А когда вернемся мы с победой
В наш родимый город — я и ты,
Сколько ждет нас радости и ласки,
Как нас встретят. Эх, мечты, мечты!

Были между жизнью мы и смертью
Столько дней. А сколько впереди?!
Станем ли о прошлом вспоминать мы?
Упадем ли с пулею в груди?

Если, послужив своей отчизне,
Вечным сном засну в могиле я,
Загрустишь ли о поэте-друге,
По казанским улицам бродя?

Нам скрепили дружбу кровь и пламя.
Оттого так и крепка она!
Насмерть постоим мы друг за друга,
Если нам разлука суждена.

На своих солдат глядит отчизна,
Как огонь крушат они огнем.
Поклялись мы воинскою клятвой,
Что назад с победою придем.

Знаю, в песне есть твоей, джигит,
Пламя и любовь к родной стране.
Но боец не песней знаменит:
Что, скажи, ты сделал на войне?

Встал ли ты за Родину свою
В час, когда пылал великий бой?
Смелых узнают всегда в бою,
В горе проверяется герой.

Бой отваги требует, джигит,
В бой с надеждою идет, кто храбр.
С мужеством свобода что гранит,
Кто не знает мужества — тот раб.

Не спастись мольбою, если враг
Нас возьмет в железный плен оков.
Но не быть оковам на руках,
Саблей поражающих врагов.

Если жизнь проходит без седла,
В низости, а неволе — что за честь?
Лишь в свободе жизни красота!
Лишь в отважном сердце вечность есть!

Если кровь твоя за Родину лилась,
Ты в народе не умрешь, джигит.
Кровь предателя струится в грязь,
Кровь отважного в сердцах горит.

Умирая, не умрет герой —
Мужество останется в веках.
Имя прославляй свое борьбой,
Чтоб оно не молкло на устах!

Сердцем сокол
Клятву поет,
Сердцем клятву
Дает джигит.
Седлает коня,
В стремена встает
Сыплются искры
Из-под копыт.

Там, где летел он
На верном коне –
Танки и пушки
Дымились в огне.
Смерти джигит
Не страшился в бою
Где же он взял
Эту силу свою?

Крепче чем меч
И верней скакуна
Клятва джигита,
Что сердцем дана.
Просто всем сердцем
Любил он народ.
Просто две клятвы
Джигит не дает!

Песня о храбром джигите

Мчался храбрый джигит
На гнедом скакуне.
В чистом поле
Он с вражеской ратью схлестнулся,
Но без всадника конь
Проскакал в тишине
По родному селу,
А джигит не вернулся.

В чистом поле погиб он
В неравном бою,
И окрасилась кровью
Трава молодая.
Но простреленный стяг
Он, как клятву свою,
Младшим братьям своим
Завещал, умирая.

Над могилой
Бессмертное знамя горит…
В каждом доме тебя
Поминают любовью,
В каждом сердце живёт
Твоё имя, джигит,
И склонилась страна
К твоему изголовью.

На луга, на луга, на луга, детвора!
Пусть от вашего смеха, и пенья, и гама
Улыбнутся усталые добрые мамы.
Да и вам позабыть про печали пора.

Там цветы! По раздолью лугов и полей
Разбежались цветы, убегая в овраги.
Там нарциссы, гвоздики, там алые маки —
Как похожи они на улыбки детей!

Это ветер струится — послушай, замри!
Приглядись — сколько щедрости в солнечном свете
В пёстрых шапочках пляшут цветы — это дети,
Дети матери ласковой — Нашей Земли.

Здесь когда-то легла злого ворона тень,
Здесь когда-то война, как гроза, грохотала.
Сколько храбрых бойцов с поля боя не встало,
Сколько ночью пылало вокруг деревень!

В те года, в те гремучие наши года,
Шли за Родину в бой мы сквозь бури и грозы.
И остались в лугах чьи-то горькие слёзы,
И осталась в земле наша кровь навсегда.

Эти слёзы и кровь напоили росток,
Что над Родиной вспыхнул победным салютом,
И весна зацвела, засияла, и людям
Подарила земля свой весенний цветок.

Он проклюнулся там, где ударил снаряд,
Там, где рана чернела в заснеженном поле.
Слишком сердце земли трепетало от боли —
Оттого так цветы в тихом поле горят.

Собирай полевые цветы, детвора!
Как прекрасны они, как свежи и лучисты!
Принесём их бессмертным солдатам Отчизны.
Наступила теперь золотая пора.

Но у каждого сердце задето войной.
Вы, узнавшие взрослые наши печали,
Не забудьте: о вас, мы о вас вспоминали,
В час последний весь шар обнимая земной.

Пахнут миром цветы. Пахнут счастьем они.
И лицом зарываясь в большие букеты,
Вы вдыхайте все запахи нашей победы!
Вы живёте в такие счастливые дни!

Вы и сами цветы средь полей и лесов.
Вы и сами цветы нашей Родины милой.
В каждой жилке стучат с той же прежнею силой
Капли пролитой крови погибших отцов.

Детвора, дорогие мои сорванцы,
Как же вас не любить, как же вам не дивиться:
Глядя в ваши родные и ясные лица,
День грядущий увидели ваши отцы.

Так цветите, цветы! Миновала беда.
И когда-нибудь люди забудут ненастье;
В той последней войне мы сражались за счастье
И теперь вам вручаем его навсегда!

Стихи на конкурс чтецов , которые невозможно слушать без слез — видео

Красная ромашка

источник

Читайте также:  Ингаляция с боржоми для детей как делать при насморке